Язык умирает молча

Динамичные и большей частью неуправляемые изменения, происходящие в нашем языке, можно сравнить с лихорадкой. Как перенесет язык эту болезнь: выйдет из нее победителем, став еще более сильным и прекрасным, или же погибнет, утратив то, что составляет его главное богатство, ­ зависит в первую очередь от нас.

Великий и могучий нуждается в защите?

4 апреля в зале Музейно­выставочного центра Тамбовской области собрались филологи, студенты, писатели и прочие представители местной интеллигенции, чтобы дать старт областной историко­краеведческой акции. Называется она довольно витиевато, но суть ее в том, чтобы поддержать русский язык, сохранить его для потомков и даже повысить его роль в формировании духовно­нравственных качеств жителей.

­ Неужели русскому языку что­то угрожает настолько, что его нужно защищать? – спросила я одного из участников акции.

­ Угрожает не русскому языку, а угрожает его носителям – нам с вами, ­ ответил мне доктор филологических наук, профессор Анатолий Шарандин, ­ потому что отношение к слову – это нравственная проблема, а мы об этом забываем. Но когда начинаются какие­то беды – возобновляются и споры о языке. Спрашивается, в связи с чем? Да потому, что язык – это не просто часть культуры, это еще и то, что объединяет нацию. И если мы потеряем эту нить между собой, когда, по существу, мы будем говорить на разных языках: одни ­ на матерном, другие – на нормальном, литературном, ­ мы будем оставаться непонятыми друг другом, тогда мы никогда не донесем до другого человека самого главного: сущности тех вещей, о которых мы говорим.

Во время акции ее участники напомнили друг другу о красоте и могуществе русского языка, прочитав посвященные ему стихотворения Ивана Тургенева, Валерия Брюсова и других авторов. Строки, знакомые многим из нас с детства, были так понятны и красивы, что ни у кого не вызывало сомнения то, что все, о чем писали авторы этих строк, – правда. Что русский язык, действительно, велик и могуч, правдив и свободен, что он способен повелевать и увлекать за собой, что он может сослужить добрую службу тому, кто вполне овладеет его богатством, позволяющим максимально адекватно, ярко и проникновенно выразить любые мысли и чувства.

Однако уже сегодня эти красивые слова классиков звучали как эхо из далекого прошлого. Нет, в большинстве из этих произведений не было архаизмов и каких­то других малоупотребительных и непонятных слов. Однако сама речь, щедро украшенная метафорами и эпитетами, расцвеченная красочными мазками богатой палитры синонимов и антонимов, стала для нас непривычной. Большинство из нас в своей речи куда более лаконичны. Пишем и говорим, лишь бы понятно было, не заботясь об адекватности передачи мыслей и об эмоциональном восприятии текста теми, кому он адресован. Думается, что если составить активный словарь современных поэтов, то даже у большинства из них он не будет сильно отличаться от словаря обывателя. Зачем мучиться в поисках слова, максимально точно описывающего оттенок смысла, чувства, цвета, звука и так далее? Проще сказать про что­то «красный», чем подбирать наиболее подходящее слово из длинного синонимичного ряда: багряный, пурпурный, алый и так далее. Не удивлюсь, если лет через сто все эти слова уйдут не только из активного словаря большинства граждан, но и станут архаизмами, значения которых будут понятны лишь специалистам.

Не пользуясь богатствами нашего языка, мы их утрачиваем и тем самым обрекаем себя на деградацию. Если в результате в нашем активном словаре останутся только самые нужные слова, а их синонимы если и не исчезнут вовсе благодаря прочитанным некогда книгам, то будут складированы за ненадобностью где­то в глубине сознания, то мы мало будем отличаться от собаки, которая «все понимает, но сказать не может». Нам не хватит слов, чтобы выразить свои чувства и эмоции, чтобы донести до собеседника свои и идеи, и соображения, чтобы перед его мысленным взором во всех красках возникла описываемая нами ситуация. Наверняка каждому из нас уже не раз приходилось видеть, как кто­то мучительно долго подыскивает нужные слова, в конечном счете заменяя их словами­паразитами, местоимениями, междометьями, сленгом или даже нецензурной лексикой. «Я тебя, это самое, ну просто абзац как, значит, как бы это сказать, ну ты сама понимаешь, в общем ­ жесть», ­ такое объяснение в любви в наши дни услышать куда более реально, чем, например, пушкинское «Я Вас люблю! – хоть я бешусь, хоть это труд и стыд напрасный, и в этой глупости несчастной у Ваших ног я признаюсь!». Сорные слова понемножку вытесняют другие, собственно, и составляющие богатство нашего языка. И это на самом деле опасно тем, что «нелепые глаголы», как называли когда­то на Руси неприличные слова, и другие не шибко «лепые» выражения вытеснят иные – красивые и изящные, а «красноречие» и «изящная словесность» станут утраченными за ненужностью понятиями. А вместе с разными ставшими ненужными словами исчезнут из нашей души и чувства, которые они обозначают. Получается, богатство души и богатство языка взаимосвязаны. «Взрослела» и возвышалась душа – развивался и язык. Оскудеет язык – обеднеет и душа. Так что прав, наверное, Анатолий Леонидович, состояние языка и духовно­нравственное состояние общества взаимосвязаны, и если наш народ не хочет остановиться в развитии и превратиться в животное, есть смысл изменить свое отношение к языку.

Языковой СПИД

А о том, что с русским языком и в самом деле происходит что­то неладное, свидетельствуют данные анкетирования, которые были озвучены во время состоявшегося мероприятия. В опросе, проведенном студентами и преподавателями Державинского университета, приняли участие более 2000 человек, 59 процентов из которых, судя по их ответам, считают себя культурными людьми. Между тем многие из этих «культурных» людей не постеснялись признаться в том, что употребляют в речи матерные выражения. Всего же в том, что они матерятся, сознались 70 процентов опрошенных. Две трети опрошенных слышали матерные выражения из уст родителей, каждый четвертый указал, что ненормативную лексику употребляли в речи его учителя.

Получается, мат вошел в нашу жизнь довольно прочно. Среди взрослых найдется немного тех, кого нецензурная брань способна вогнать в краску. Несмотря на то что словарь нецензурной лексики отнюдь не ограничивается одним десятком слов, большинство из нас, общаясь даже с виртуозами матерной речи, не нуждается в переводчике. Так, может быть, тогда и не о чем переживать? Ведь все ж понятно и даже привычно. А если кому­то неприятно слушать неприличную брань – так это его проблемы, кто ж виноват, что у него слишком живое воображение? Ведь чаще все же мат употребляется не для того, чтобы передать смысл или описать какое­то действие, а для того, чтобы выплеснуть эмоции, или даже еще проще – для связки слов в предложении, вместо слов­паразитов вроде «так сказать» и «это самое».

Но в этом­то как раз специалисты и видят самую главную опасность! Анатолий Шарандин назвал мат «языковым СПИДом», сравнив его с языком Эллочки Щукиной, словарный запас которой, как известно, ограничивался 30 словами, включая междометья.

­ Язык определяет культуру нации, в языке – душа народа, его нравственность, – считает Анатолий Леонидович. – Мат соответствует самому поверхностному осмыслению действительности, даже не на уровне эмоций, а на уровне инстинкта. Некоторые считают, что мат – это ничего страшного, можно потерпеть. Но на самом деле мат не имеет ничего общего с нашей культурой, и русский язык, вопреки распространенному мнению, не самый матерный в мире. Язык – это культура, мат – антикультура.

Озвученные им результаты проведенного анкетирования свидетельствуют о том, что тамбовчанам небезразличен уровень нашей речевой культуры. 77 процентов опрошенных оценили ее состояние негативно. 85 процентов опрошенных высказались за введение запрета на употребление нецензурной лексики в СМИ. 78 процентов опрошенных считают, что мат недопустим даже в художественной литературе, и его употребление автором не может быть оправдано стремлением создать яркий и реалистичный образ, ­ русский язык достаточно богат для того, чтобы ограничиться «приличными» средствами художественной выразительности.

Эпохальное «обалбанивание»

Впрочем, в последние годы у мата появился серьезный конкурент – так называемый «албанский язык», или «язык подонков». Сами носители языка, впрочем, называют его еще изысканней: «олбанский йезыг», например, или «йазык падонкафф», – то есть варианты возможны. Вариативность написания – одна из особенностей этого языка, и чем больше фантазии проявит «аффтар», извращаясь над написанием одного и того же слова, тем больше ему почета и уважения от других «пейсателей».

Не буду вдаваться в подробности появления (точнее, создания) этого языка, равно как его развития – в Интернете можно найти немало связанных с этим историй и мифов. Скажу лишь, что родился этот феномен в глобальной сети и сперва, по одной из распространенных версий, служил для шутливого пародирования опечаток. Но шутка, как говорится, затянулась, и вот уже почти все русскоязычные пользователи всемирной паутины в той или иной мере владеют «албанским» (не путать с языком Албании). «Аффтар жжот», «ржунемагу», «пацталом», «зачот», «аццкий Сотона», «фигассе», «выпей йаду», «превед», «дафай» ­ с этими и другими словами и словосочетаниями часто ли, редко ли, но сталкивается любой пользователь социальных сетей. И если кто­то рискнет указать автору написанного по­падонкафски поста на опечатки, то, скорее всего, будет высмеян и получит десятки рекомендаций «учить албанский».

Не будем говорить о том, что, коверкая слова родного языка, можно больно задеть чувства того, кто к этому языку относится с трепетом и уважением. Не будем говорить и о том, что привычка изъясняться на ломаном языке может сослужить дурную службу даже тому, кто на самом деле знает, как правильно, – представляете, если какое­нибудь из вышеприведенных словечек по привычке будет написано в деловом резюме или важном документе? Остановимся хотя бы на том, что албанский язык, несмотря на то что требует определенной фантазии в применении, приучает его носителя писать, а потом и говорить определенными штампами. Привыкнув говорить штампами, он рано или поздно начнет ими и мыслить. Так что результат тот же, что и при употреблении мата, – сужение мышления, упрощение эмоционального восприятия и нравственная деградация. Так что останется бравым «пандокам» самим себе сказать культовую «олбанскую» фразу: «В Бобруйск, жывотнае!».

Спасение утопающих – дело рук самих утопающих

Таким образом, получается, что от состояния речевой культуры зависит и уровень нашего эмоционально­интеллектуального развития. И чем сильней засоряется язык речевыми штампами и нецензурной лексикой, чем меньше становится наш словарный запас и невыразительней речь, тем сильнее мы деградируем как нация. Значит, язык надо беречь как зеницу ока. Но как это сделать? Увеличить часы, отведенные в школьной программе на изучение русского языка? Штрафовать за фрикативное «г»? Ввести цензуру в СМИ и при издании художественной литературы? Предусмотреть уголовную ответственность за пренебрежение буквой «ё»? Сажать в тюрьму за безграмотность – на столько же лет, сколько ошибок допущено в диктанте? Возможно, что эти меры и возымели бы смысл, но совершенно очевидно, что это фантасмагория.

Что же мы в реальности можем сделать для того, чтобы спасти язык, а значит, и себя как нацию?

­ Начинать надо с себя, – считает Анатолий Шарандин. ­ Каждый из нас должен внутренне понять, что отношение к слову – это наша нравственность. Если ты хочешь быть нравственным человеком, то постарайся не посылать на некоторые буквы тех людей, для которых это является оскорблением. Мы забываем о том, что язык не просто отражает что­то, а что он лечит и убивает. И вот до тех пор, пока мы не поймем это, мы будем калечить друг друга.

Что ж, если все те люди, которые считают себя культурными, перестанут материться, если поэты перестанут ради рифмы со словом «летит» писать «хотит», если все «олбанцы» установят статус: «Пишу и читаю только по­русски. Аффторов прошу не беспокоить», ­ то, в конце концов, мы снова заговорим на великом и могучем, свободном и правдивом языке Пушкина, Тургенева, Толстого…

Для всех, кто умеет писать

Кстати, неплохим поводом начать бороться за чистоту языка и грамотность и начать именно с себя могло стать участие в международной акции «Тотальный диктант». Тамбов в этом году включился в нее впервые. В субботу в библиотеке имени Пушкина собрались те, кому не все равно, насколько грамотно они пишут. Судя по возрасту аудитории, своим знанием орфографии и пунктуации оказались озабочены преимущественно школьники и студенты, хотя ручку в этот день взяла не только молодежь. Например, довольно взрослая делегация прибыла для участия в акции из Никифоровского района. Разглядела я среди пишущих диктант и несколько коллег по цеху. Всего в этот день в Тамбове диктант написали около 160 человек, из которых примерно 10% составляли китайцы, получающие образование в Державинском университете. Для диктанта был выбран текст Дины Рубиной «Зло во благо или благо во зло?», диктовали его профессиональные филологи. Затруднение у большинства участников акции вызвала расстановка знаков препинания. Насколько правильно они это сделали, станет известно чуть позже, участники смогут узнать результаты во вторник на официальном сайте акции, введя свое имя (или выбранный псевдоним) и кодовое слово. Ведь основными принципами акции являются бесплатность, добровольность и анонимность участия.