Сегодня семнадцатилетние мальчишки, по сути, еще дети. Смотришь на них и не понимаешь, как такие могли уходить добровольцами на фронт. А они уходили, уходили и не возвращались, навсегда оставаясь простыми мальчишками со двора. В годы войны детей не было: были маленькие взрослые, которые стояли у станков, выходили в поле, становились партизанами... Николай Леонович Денисенков один из тех детей, которые за одно мгновенье превратились в солдат. Сегодня в силу возраста он помнит уже не все детали событий, и лишь два дня запечатлелись в памяти, будто оттиск: день начала войны и ее конца.
- Я родился 18 мая 1926 года в деревне Раковичи Смоленской области. Когда началась война, я только окончил седьмой класс. Был пионером, готовился вступить в комсомол. Война разрушила все.
Июнь сорок первого года
- Я рос без отца. Он погиб почти сразу после Империалистической войны. Мы с мамой остались вдвоем. Потом она вышла замуж за однополчанина и друга отца, родилась сестренка Аня. После начала войны Смоленскую область оккупировали. В деревне, где мы жили, стали появляться бойцы советских частей, попавших в окружение: солдаты, офицеры, комиссары. Прятаться приходилось очень тщательно, немцы устраивали на них облавы. Неподалеку от деревни была жандармерия. Но мы все равно принимали наших солдат, переодевали их и при проверках говорили, что они наши родственники.
В конце концов, было решено организовать партизанский отряд. Правда, дело осложнялось тем, что ни оружия, ни боеприпасов у нового отряда не было. На помощь пришли все те же мальчишки: они могли беспрепятственно передвигаться по деревне, поэтому нередко разведывали ценные сведения. Коле Денисенкову везло. Он, словно маленький зверек, юркал по лесам, собирая оружие и принося его партизанам. Отряд был небольшим, всего десять-двенадцать человек, из них несколько подростков. Один из них – сын местного старосты. Однажды он рассказал отцу про партизан, а тот сдал отряд фашистам. Арестовали всех.
На допросах Коля молчал. Заранее было обговорено: попадешь к фашистам, своих не сдавай, терпи. Все одно – смерть, зато умрешь не предателем.
- Мы видели, тех, кто выдавал нужную информацию, убивали сразу. Так какой же смысл мне был говорить? Хотя, признаюсь, было очень страшно. Меня избивали на допросах: и кулаками, и резиновым шлангом по голове. После допроса от побоев я сразу засыпал и потом долго не мог проснуться. Несколько раз терял сознание. Но едва приходил в себя, новый допрос. В таком состоянии я жил месяц.
Для устрашения в центре села, на месте некогда здесь мирно существовавшего рынка, соорудили виселицу. Смотреть на казнь партизан приводили всех. Чтобы неповадно было другим.
- Начальником тюрьмы у нас был немец с Поволжья, а обслуживающий персонал – наши, кто полицаями заделались. Тюрьма в районе была, в десяти километрах от нашей деревни. На допросы гоняли пешком. Свидания родным не давали, хотя знаю, мама почти каждый день приходила. Не теряла надежду. А как-то раз она умудрилась договориться с полицаем Боровиковым. Все, что она приносила, тут же отдавала ему. В ночь перед казнью он все-таки пустил ко мне маму и сделал вид, что забыл про нас. Мама меня хватает – и бежать, так я удрал из плена.
Несколько месяцев жили в торфяниках. По ночам Домна Семеновна выбиралась в деревню, то пару картошек принесет, то яблок. Соседи знали это, оставляли на пороге, будто забывая, молоко, кашу – у кого что дома было.
"На войне было страшно"
Наступил 1943 год. Партизаны ждали приближения фронта. Знали: немцы отступают. После того как деревня была освобождена, сформировали воинскую часть.
- За время партизанства я немного ознакомился с военным делом, - вспоминает Николай Леонович. – Нас собирались забрасывать в тыл, поэтому слегка подучили. Как-то раз встретилась нам дивизия, которая шла через нашу деревню. Ее сразу оформили в часть, она потеряла очень много солдат, а пополнять новыми бойцами попросту не успевали. Я попросился, чтобы меня взяли в новую часть. У нас разрешали брать молодых ребят, так называемых «сынов полка». Работа была несложная: принести что-то, помочь и так далее. Мне отказали, мол, еще молодой. Сказали подождать.
Ждать молодому, но шустрому парню пришлось недолго. Уже в феврале райвоенкомат направил его в армию, в город Молотов. Учили на младшего командира.
- Когда в нашей деревне стояла польская армия – они воевали за немцев, – я все присматривал за ними, наблюдал. А они минометчиками были, так что кое-что я изучил. Попал в 45-й полк. Программа была общевойсковая, учили всему. Я был отличником Красной армии, меня хотели оставить, но я рвался на фронт.
Воевал Николай на 1-м Украинском, был пулеметчиком. Бои шли в районе Львова, Дрогобыча и Самбора – неподалеку от Польши.
- Людей не хватало. Как только пойдем в бой, возвращаются единицы. Смотришь, а через десять метров по разным сторонам мертвые солдатики лежат. Глянешь на них – и, от страха не опуская глаз, вперед бежишь. Только вперед! Как только темнело, нас обычно останавливали. Мы окапывались, траншеи рыли. Только легли, а тут команда: «В бой!». Даже в окопе было страшно. Многие залягут, особенно во время страшной бомбежки, и молятся тихо, почти что земле: «Господи, помилуй! Господи, сохрани!». Открыто нельзя было крестики носить и молиться, но тихонько – много к Богу обращались. Какие на войне атеисты? Страх один. Бывало, от этого страха солдат заляжет в окоп и не может пошевелиться, тут командир кричит: «Ты что отстаешь? Кто за тебя Родину защищать будет?» Ну, солдаты выскакивали и бежали на врага. Останавливаться было нельзя. Однажды заняли позицию на кладбище, и страху от этого только прибавилось. Окапывались прямо среди могил. Так с боями дошли до Польши. Дисциплина была строжайшая: если кого замечали в мародерстве, расстреливали незамедлительно – «тройки» СМЕРШа выносили приговоры, невзирая на звания.
Как-то раз попали в очередное окружение, а их, вспоминает Николай Леонович, много было на его веку. Зашли в лес, а там кругом фашисты. Почти до полуночи по этому лесу бродили, выйти из окружения так и не смогли. Многие тогда оружие побросали, стали кричать, хотели уж было сдаться в плен.
- А я к тому времени уже был комсомольцем, - говорит Николай Леонович. – Понимал, в плену будет плохо, а если домой вернешься – лагерь. И я свое оружие не бросил. Меня ведь принимали в комсомол в окопах на передовой, так как же так? Я же только что давал слово. Я же пулеметчиком был, поэтому хорошо различал пулеметы по звуку. Я взялся всех вести, но они не хотели идти. В общем, взял и пригрозил остальным, что если они за мной не пойдут, буду стрелять. Вывел я их.
Дорога на Берлин
Отдохнуть толком не успели. Снова в бой. Через несколько дней вышли под Потсдамом. Дали время привести себя в порядок. Николай Леонович вспоминает: мода тогда была под гимнастерку или под китель подшивать белые воротнички. Такими наши солдаты должны были в Берлин войти, чтобы немцам показать, что и нам не чужда культура. Правда, идея себя не очень-то оправдала. Шинели у солдат были грязные и потрепанные: то в земле, то в бою, то в окопах. Зато немцы из подвалов выходили чистенькие, ухоженные, смотрели на советских сол-
дат, как на дикарей.
Бои в Берлине были одними из самых ожесточенных. Никогда не узнаешь, из какого окна пуля прилетит. Боролись за каждый метр. А вскоре – снова в путь: пересекли границу Чехословакии и вступили в Прагу.
- Но Прагу мы не брали, - качает головой Николай Денисенков, - потому что это был не наш участок. Из-за огромных потерь нас включили в 49-й минометный полк. В Чехословакии нас встречали прекрасно – много людей, все радостные, на лицах улыбки. Потчевали пивом, водкой, угощали фруктами. Однако командиры велели нам не терять бдительности – боялись, что могут отравить.
Передвигались наши солдаты, конечно, пешком, но однажды чехи собрали для них со всех поселков велосипеды. И это на целую роту, то есть на сорок бойцов! А потом – самый счастливый день в жизни – День Победы.
- Нас всех собрали и объявили, что подписан Пакт о безоговорочной капитуляции Германии. Вы даже представить себе не можете, что тогда было! Кто радовался, кто плакал навзрыд – сколько людей погубила эта война. Многим даже возвращаться было некуда: не было ни семьи, ни родного дома.
Но с капитуляцией война Николая Денисенкова еще не закончилась. После взятия Берлина и дня Победы, советские войска в июне 1945 года разгромили миллионную группировку в Чехословакии.
- Они были вооружены до зубов, отчаянно сопротивлялись. Столько наших ребят погибло, и вот, когда уже у фашистов силы были на исходе, когда почти не осталось орудий, поступил приказ: не стрелять. И мы прекратили огонь, тем самым спасли многотысячную армию, которая пришла на нашу землю и долгие годы уничтожала все, что нам дорого. Об этом сейчас мало кто знает, а там об этом предпочли забыть.
Сегодня многое не хотят помнить, переписывают и перевирают. А что остается? Остается память. Как только мы перестанем помнить, закончится все.
После демобилизации оказалось, что возвращаться Николаю Денисенкову было некуда. Деревню сожгли немцы... Командир предложил поехать в Калининградскую область, туда Николай Леонович позже перевез маму и младшую сестренку, здесь получил образование, устроился работать на судостроительный завод и здесь встретил свою судьбу.
69-ю годовщину Великой Победы Николай Леонович встретил в Берлине в местах своей боевой славы. По приглашению канцлера Германии Ангелы Меркель участники штурма Берлина снова посетили город.
А почти год назад Николай Леонович Денисенков переехал жить в Тамбов. Мы беседовали почти три часа, но ни одна книга на свете, а тем бо-
лее газетная публикация, не способна рассказать о ежедневных маленьких и больших подвигах, слезах и радости, смерти боевых товарищей и невероятной жажде жизни, которая спасала не раз.
Среди его наград – орден Великой Отечественной войны II степени, медали «За отвагу», «За Победу над Германией», юбилейные медали... Но самая ценная – медаль «За Отвагу» (№ 3300815) несколько лет назад была украдена. Вернуть ее Николай Леонович уже не надеется, но все же... Вдруг кто-то случайно обнаружит украденную награду, может, сумеет вернуть. Совесть, равно как и человеческая память, не должна
умирать. По крайней мере, в это очень хочется верить.